Интервью ополченца Маирбека Плиева, добровольца из Южной Осетии

Вопрос: Расскажите, пожалуйста, как Вы сюда попали?

М.П.: Ничего, приехал повидать Украину... Ну, не случайно конечно.

Вопрос: Можете сравнить войну в Южной Осетии и войну здесь, на Юго-Востоке — чем они отличаются?

М.П.: Да практически, наверно, ничем. Постой — чуть-чуть, маленькое такое [отличие]. Там , где я был, там местное население просто готово было разорвать, если там... само рвалось в бой. Все. А тут... Я не понимаю, почему вот такое вот население. С одного миллионного города, <...>, десять тысяч ополчения не могут собрать. Честно говоря — честно говоря, вот между нашими ребятами иногда такие разговоры бывают. Многие наши говорят, что самые лучшие воины это — ну, вот такого типа... (показывает рукой на себя). А им говорю: «Нет, самые лучшие воины — это русские». Я со всеми спорю на счет этого. Ну, видит Бог, я не вру. Ты на карту посмотри просто. Эти земли были — ты представляешь, как завоеваны? Ты представляешь, сколько там крови пролито? Просто на карту посмотри. И историю вспомни, больше ничего, мой дорогой. Кто мне скажет, что русские — не самые лучшие воины? Вспомним татаро-монголов, в конце-концов, 1812 года Отечественную, 41-го — 45-го года Отечественную, турецкие войны. Ну, о чем речь, ребята? Я честно говорю: «Русские — самые лучшие воины».

Но здесь, в Донецке, не вижу русских. Честно говоря, не понимаю — придти на референдум почти стопроцентно, а вот так пальцем пошевелить, что там... (нажимает указательным пальцем на воображаемый курок автомата) — некому. А вы же мужчины тоже. Какая работа? У меня ребенок дома, а я работать пойду? Там стреляют, а тут ребенок у меня! Я пойду работать, что ли? Не знаю, как будет. Я лично отсюда не уеду, я честно говорю. То, что мне суждено, я встречу здесь.

Вопрос: Вы уже сталкивались с украинской армией? Что можете сказать о них как о воинах?

М.П.: Только соприкосновение — и сразу артиллерия, <...>. Всё, что есть — туда бабах. Вот и вся ихняя армия. Просто бабах, тупо, и всё. Это, брат, у них там американцы сидят, блин, как они воевали, так и их учат воевать. Стоишь на месте — только стреляют большие стволы. И всё. Но мы всё равно прорвемся. Я знаю. Вот они зайдут в город. Им так плохо станет. Я тебе честно говорю. Им так плохо станет...

Вопрос: Как Вы считаете, сколько нужно ополченцев, чтобы удержать Донецк?

М.П.: Три тысячи, да, отвечаю. Лишь бы там люди с сердцем были. Ну... вот... как тебе объяснить? Я тебе говорю — с сердцем.

Вопрос: У Вас есть опыт уличных боев. Чем они отличаются от поля?

М.П.: В поле я боюсь... (Смеется). Честно. Ну, в поле вот было — выходил, и в атаку шёл в поле. Вот как показывают в фильмах, вот в такую атаку по полю. Начиная со 150, вот в такую атаку пошли. Вот в полный рост, по вспаханному полю метров 800 шагали, в нас стреляли. Такое я тоже видел, но я ее боюсь, такую войну. Честно. Страшно... Ну, а в городе — весело. Хорошо.

Вопрос: Почему украинцы с такой уверенностью говорят, что возьмут Донецк в короткие сроки?

М.П.: А что им ещё говорить? Я не представляю, что они еще по телевизору могут другое сказать. Если даже будут проигрывать, всё равно будут такое говорить.. Ну... Не знаю. Посмотрим.

Вопрос: Что Вы можете сказать о людях, уезжающих с территории ДНР, о беженцах?

М.П.: Беженец беженцу рознь, сам понимаешь. Если беженец женщина, если беженец бабушка, дедушка, если беженец ребенок — Господи, тогда я сам их проведу до границы. А если, блин, беженец, <...>, лоб тридцать лет, <...>, тридцать пять, двадцать пять — что это за беженцы? От чего он бежит? Я, правда, не понимаю, от чего он бежит? От войны? Да, логика железная. Лишь бы не меня, лишь бы не я...

А потому что не мужики. Самцы и мужчины — это разные понятия. Те, кто отсюда бежит, они не мужчины, они, блин, самцы. Да еще непонятно, какие. В этом деле тоже талант нужен. (Смеется.) Точно говорю.

Вопрос: Когда началась война в Южной Осетии, Вы и Ваши товарищи были совсем молодыми. Вы ведь тогда ничего не умели?

М.П.: Когда мы начинали войну, у нас был любой — специалист. Любой. Не просто специалист, а с классностями. Потому что мы служили в Советском Союзе. Я честно говорю, та армия — я ее помню. Артиллерист был артиллеристом, танкист был танкистом. То есть все свое дело знали на отлично, вот я честно говорю. Бывало, оружие какое-то попадало, да? Сразу же на нем садились ребята, которые служили в Союзе. Или танкист, или артиллерист, там, или... Серьезно говорю, Советская армия была сильной. Правда.

Вопрос: А сейчас у молодежи есть такая подготовка?

М.П.: У молодежи, которая сейчас приходит? Вообще никакой. Я вот смотрю... На Украине армии не было. Господи, просто набирают толпу, поставят на пушки и все. Пошел вперед и упал. Бах!

Я не знаю, что будет. Я не знаю, как будет. Но я точно знаю, что мы победим. Тут другого выхода не может быть. Я точно знаю: меня тут пленным не возьмут.

Я так думаю: чтобы попить им кровь, нас хватит. Конкретно. А там — хрен его знает, посмотрим. Всё будет хорошо. (Смеется.) А если нет — зачем тогда я воюю? Тогда надо домой ехать. А я знаю, что мы победим. Вот они здесь, блин, встрянут конкретно. Я не знаю, сколько будем здесь, блокадой продержимся, но они город не возьмут.