Игла, которая в яйце, которая в утке, которая в зайце…
August 21st, 20:06
Самый зародыш  проблемы находится в эмиссии ссудного процента, как основы современной экономики, который правильнее было бы назвать судным процентом.

Про штуковину эту многие слышали, но редко кто понимает, что это за зверюшка.

Как деньги появляются в экономике и что обозначает слово «эмиссия» на практике, почему-то обходят молчанием даже учебники. Попробуем сами:

Всё начинается с того, что Центральный Банк (ЦБ) выдает кредиты коммерческим банком. Не раздаёт, а именно кредитует. То есть эмитировав 100 рублей, ЦБ требует через год вернуть ему 101. И вот тут-то и материализуется эта пра-проблема, которая потом рождает все остальные, внешне с ней ну никак не связанные.

Денег то эмитировано 100 рублей. А отдать придется на рубль больше. Откуда его взять? Дели как хочешь, а больше 100 всё равно не получится… Вот так ссудный процент порождает базовую проблему - денег всегда меньше, чем долгов - и для того, чтобы просто поддержать баланс, система вынуждена подпитываться извне, перманентно находясь в состоянии экспансии, то есть подпитываться извне ресурсами, которых не хватает для поддержания баланса внутреннего.

Мошенничество с эмиссионным ссудным процентом (а как еще можно назвать создание ситуации, в которой отдать полученные кредиты просто невозможно?) запускает цепную реакцию вынужденной экспансии и глобального мошенничества, когда к ничем не обеспеченному эмиссионному проценту ЦБ, добавляется точно такая же необеспеченная и никем не учитываемая эмиссия частных кредитных процентов.

Экспоненциальный рост кредитной эмиссии делает необходимость экспансии становится всё более глобальной, вовлечения как новых рынков сбыта, так и новых фигурантов, а проблема возврата кредитов – всё более нерешаемой – по той простой причине, что никаких эмитированных денег и никаких ресурсов не хватит, чтобы их погасить, только по деривативам накопилось неперевариваемая сумма в 2 квадрильона вечнозеленых баксов.

И вот ситуация приходит к своему логическому финишу, когда дальнейшая экспансия невозможна, ибо в неё вовлечены уже все более-менее существенные участники глобального рынка, и большинство населения. Экспансия становится тоже глобальной и ради выживания заставляет поглощать дружественно и не очень конкурентов и партнеров, друзей и однокашников, страны и континенты, а реальная надежда на спокойную жизнь, когда другие хищники не дышат смачно над ухом, и когда можно рассчитаться хотя бы за проценты по набранным кредитам, удаляется за линию горизонта со скоростью курьерского поезда.

И кажется, что нам, несмотря на проклятие древних греков, выпал шанс поподробнее разглядеть финиш этой смачной гонки. Пристегните ремни и запаситесь попкорном. Кажись начинается…

Исповедь Майдану. Из России с любовью

Если бы десять лет назад мне сказали, что сейчас я буду за Майдан, я… да вы и сами не поверили бы. Во время Помаранчевой революции мне исполнилось шестнадцать. Я как раз недавно стала очень церковной девочкой, и в церкви получила ленточку «Янукович – выбор 2004»…

В Киеве, как ещё Булгаков замечал, большой выбор церквей. В Московской мне сразу пояснили, что одна она – каноническая, а все остальные – раскольники. Забыли только рассказать, как сами ради независимости от греков на сто лет уходили в раскол. Я много читала, но попадалось одно к одному: «Протоколы сионских мудрецов», «Россия перед вторым пришествием», «Чудеса царственных мучеников»… Конечно, я любила историю, и то и дело срывала уроки свидомой Надии Петривны. Чтобы быть и в курсе современных событий, выписывала газету «Русская правда». А любые сектантские брошюрки швыряла в дарителей с праведным гневом, плевками и воплями (однажды в руках, а затем на сектанте оказался и кофе). Батюшка журил с улыбкой и советовал для надежности не рвать, а жечь.

И я жгла. Раба Божия Дарья ходила крестными ходами по Киеву, у памятника Богдану Хмельницкому каялась на коленях в убийстве царской семьи и в нарушении клятвы Переяславской рады. Заслышав «слава Українi!», придумала кричать «раскольникам анафема!». Я никогда не была в России, но не существовало для меня именно Украины. Мне было противно петь её гимн на школьных мероприятиях. Меня кривило от вышиванок и жовто-блакитного флага. Россия была не просто Третьим Римом – она была целым миром. Имперский комплекс полноценности подсказывал: «Возвратит Россия русский Севастополь, / Станет снова русским полуостров Крым, / Наш Босфор державный, наш Константинополь / И святыня мира – Иерусалим». Никто специально этому не учит, православные шахиды улавливают настрой в пропитанном ладаном воздухе. Переубедить в этом – как научить дышать по-другому. У Надии Петривны было ангельское терпение…

Зато я становилась всё более нетерпимой. Враги во множестве обнаружились и внутри церкви. Например, евреи, принявшие православие, чтобы напакостить русским. Или украинцы, только и ждущие канонической автокефалии и перевода богослужения на мову. С годами в церкви становилось всё более душно… Я уже не знала, что хуже: визит на Украину Римского папы или Константинопольского патриарха. Но и когда в лавру приехал Московский, а толпа исступлённо скандировала «Алексий – наш патриарх!», я молчала. Не за скандальную речь перед раввинами, и не за то, что он был кагэбэшником. Просто литургия слишком мало отличалась от митинга.

Меня спасло то, что когда-то давно, до ленточки Януковича на рюкзаке и русского царя в голове, я всё-таки слышала о Боге: раскаты Баха, голос Иннокентия Смоктуновского со старой пластинки, лучшую детскую Библию на свете – «Хроники Нарнии». Они остались в сердце, когда разум безжалостно отправил и Баха, и Льюиса в ад. Если бы не эта детская любовь, наверное, так бы и наматывала круги крестными ходами, по дороге пиная стенды каких-нибудь свидетелей Иеговы.

Выход из Московской патриархии освободил мою веру от политики, а переезд в РФ научил любить Украину. Россия оказалась не Третьим Римом, а третьим миром. Теперь я живу в карельском посёлке, где даже нет храма – и слава Богу!

Дарья Нуриева,