А вот жизнь отдать за други своя, В твоем Ариша понимании, это самое простое.
Ну вступился за друга, дали тебе по балде и чау.
А вот можно ещё по другому жизнь отдать, и это настоящий подвиг!
Читаю вот замечательного человека.
Анатолий Петрович Саков.
Когда исполнилось Евдокии семь лет и сверстники побежали в школу, она осталась дома.
«Тятя сказал: пусть бегут, а ты вон за Ванькой, братиком, присматривай!» – вспоминала она. Потом народились Венька, за ним Гришка, Владька, Галинка, и за всеми она присматривала, всем она, большуха, стала няней: рассказывала сказки, подтирала заднюшки, цыпки на детских ступешках смазывала редкой в колхозной деревне сметаной.
«Бывало, так уж хотелось лизнуть эту сметану, но тятя – вот он, у печи сидит, сапожки тачает старшему сыну, любимцу Ваньке. Лизнёшь, и тут же в тебя полетит сапог...»
А относилась она к отцу своему, Григорию Степановичу, с почтительным вниманием, до конца жизни он оставался для неё тятей, даже так – Тятей. Всю жизнь вспоминала, как отец её, пятилетнюю малышку, назвал «ягодиночкой». «Ягодиночка ты моя!» – сказал как-то – и от этого воспоминания у неё, даже у 70-летней, глаза влажнели. Редко баловал он старшую дочку ласковым словом. Неразговорчив был.
Всех Дуська вынянчила. А потом приключилась беда. И приключись она, не было бы ни этого повествования, ни самого его автора. То есть меня.
Пришла из Вологды разнарядка: каждому колхозу вывезти из зимнего леса определённое количество древесины. Бригадир колхоза «Красные Шевденцы» Прохор Стёпин включил в число тружениц и 14-летнюю Дуню Щекину.
И что она могла поделать, малолетка неграмотная, нянька братовьям своим, редко покидавшая двор деревенский? Только зарыдать в мамин подол. Ведь предстояло три месяца с самого Нового года бродить по пояс в снегу вслед за вальщиком, обрубая сучки поваленных им лесин. Ночи – в холодных времянках-бараках, щелястых, продуваемых, где не пробьёшься к буржуйке с промокшими валенками и заледенелой телогрейкой. Тут тебе и простуда-чахотка, и женские болезни. А у девочки-колхозницы не было даже тёплого белья, трусов элементарных. Пожалуй, и все тогдашние деревенские девочки не носили белья. Женщины, отправляясь на лесозаготовки, поддевали под юбки мужнины портки. Но не могла же Дуня снять штаны с братьев – как они побегут в школу? Уткнулась Дуня в подол мамы своей, заплакала, дрожа худенькими плечами. А братья заревели в ответ: «Куда ты, ненюшка?» Загоревала семья Щекиных.